Mängimine ja keskkond. Mälestused lapsepõlvemängudest 1940.–1950. aastate Tartus

Artikli avamiseks täies mahus vajuta paremas veerus asuvale nupule PDF.

Abstract

Playing and Environment. Reminiscences of Childhood Games in Tartu in the 1940s–1950s

Игра и среда. Воспоминания о детских играх 1940–1950 годов в Тарту

Although playing is difficult to define, it is simultaneously a universal and culture-specific phenomenon, which has always been visible in the history of mankind. The article is concerned with the playing of Estonian children in the town of Tartu in the 1940s–1950s, focusing on the post-war period. The source text for the article is the final project “Playing and Games of Urban Children in the 1940s–1950 (by the Example of the Town of Tartu)”, which was defended by the author at the Chair of Ethnology of Tartu University. The subject is treated from culture-ecological point of view, which emphasises the bidirectional (reciprocal) relations between playing and the environment. Besides that, some treatments by psychologists and ethnologists of memory and studies of autobiographical childhood reminiscences have been used.
Semi-structured thematic interviews conducted by the author with the help of nine questionnaires from July 2001 to February 2002 served as the main source. Seven out of the informants, who were born in the years 1935–1950, were female and two – male. The number of interviewees was limited and therefore supplementary fieldwork should be carried out in order to make more extensive generalisations.
Essential sources for background information are biographies collected/preserved at the Estonian Literary Museum, the written media of that particular period, educational and scientific literature as well as manuals for games.
In Estonian ethnology playing games has been a peripheral sphere, more attention has been paid to the games and toys of Estonian peasant children until the early 20th century, whereas playing in urban context has been studies very little.
The article begins with a description of the general context of playing in the period under study and ends with the analysis of children’s playgroups.
General factors determining playing
Both the physical and social environments have an impact on playing opportunities and choices, and also, vice versa, through the childhood playgrounds people get into contact with their closest surroundings, therefore the author presents below a short survey of the environment of Tartu children from the late 1940s to the end of 1950s.
Similar to many other European towns, Tartu was severely damaged in World War II. It was only in the first half of the 1950s that the town regained its pre-war size. In 1959 the number of citizens exceeded 74,000 (Pullat 1980:250-252). While in the pre-war period the size of a home in Tartu depended on the social status of the family, then after the war the dwelling issue became generally very acute.
While discussing playing, we should bear in mind that it constitutes only one part of a child’s life. The interviews proved that the tasks given to children inside the family in the period under study (household chores like taking out the slop bucket, carrying the firewood, in some places also fetching water from the well; taking care of beds in the garden; queuing for sugar) did not interfere in playing.
The official ideology and the economic situation in families in the 1940s–1950s favoured (or even required) the situation where women had to go to work, and therefore state pre-school educational institutions were set up for mothers to leave their children for the hours that they were working. Yet, the influence of state institutions on children’s games remained quite negligible in the period under study, as due to the shortage of kindergartens as well as some other reasons the majority of children did not go there. From among the informants of this study only two could boast of kindergarten experience. Also the interviewees did not  to a great degree relate playing to school or other institutions dealing with children – they were mostly concerned with playing in informal environment.
When studying the biographies, it was found that the war and changes resulting from it penetrated into urban life more deeply and harshly. “For urban children childhood meant travelling from one place to another, lack of space and food, changing schools, and so on.” (Mulla 2003: 99). Although the source material for this study is not biographies but thematic interviews, it can be claimed that, nevertheless, the informants with disrupted environmental experience also considered their childhood as happy and, when speaking about playing, they emphasised mainly joyful experiences.
Ethnologists have observed that the citizens of Tartu as well as Estonian citizens in general value security, nature and close-to-nature way of life as essential (Kannike 2002: 79–117, Kõresaar 2003: 74–80; Mulla 2003: 94–102). The interviews proved that Tartu was generally regarded as a safe town and childhood reminiscences could sometimes also have been nostalgic in this respect. Ruins and other places jeopardising children’s health (e.g., water bodies, etc.) were considered to be dangerous by the parents.
The reminiscences of the citizens of Tartu sometimes reveal yearning for “real” nature; yet, a contact with natural environment really existed. Also the majority of children had a comparative experience of playing in town and in the countryside – they often spent their summers with their relatives in the country. However, according to the reminiscences, the players’ contact with nature in town was not so direct, in the country their games were more closely connected with landscape and nature objects (toy animals and farm buildings made of wooden sticks, etc.).
Generally, both from the standpoint of a child and an adult, a concentric space treatment seemed to be applied in urban environment, with the central point being home (house) and courtyard as the most secure and familiar place, being followed by the home street and quarter and the unfamiliar area outside it, where you did not go alone. It is quite understandable that when the child grew up, the area where they could act freely gradually became wider. On the basis of the materials collected for this study, we can see that whenever children had the possibility, they played outside. This choice could have been influenced by the existing values and cramped living conditions.
The interviews mainly mentioned playing in groups made up of children from one’s own courtyard or street. The age difference inside groups varied from two-three to four years. The groups usually consisted of seven to thirteen children, however, they sometimes did not play all at one time; it was mainly ballgames with rules that were played together in large numbers. These established playgroups enabled to individually experience social egalitarian and hierarchical as well as close friendship relations. When playing together, children sometimes also created the so-called “own” places, which could be hidden from adults and which obviously strengthened the “us”-feeling inside the group.
With the Soviet power having been established in Estonia, a great number of Russian-speaking people arrived in Tartu; this was reflected differently in reminiscences about playing. Four of the informants did not mention it at all and it can be presumed that contacts were either non-existent or they were not related to personally important reminiscences. Generally Estonian children kept away from the Russian children they did not know, although they played together with the ones living in the neighbourhood. Still, the reminiscences reveal that children from other nationalities were not adopted completely, they were regarded as “the other”, strangers.
The main conclusions drawn on the basis of Estonian urban children’s playing habits in the 1940s–1950s are directly related to the context of the urbanised West after World War II, which was also characterised by children’s independent playing in playgroups in their home neighbourhood.
The article dwells upon children’s playing only during a limited period in a concrete urban context; yet, playing deserves a more detailed study further on, as it plays a significant role in creating and consuming culture.

Резюме Хелена Грауберг
Игру очень трудно дефинировать, это универсальный культурно-специфический феномен, постоянно бывший на видном месте в истории человечества. В статье рассматриваются игры детей в городе Тарту в 1940–1950 гг, сосредотачиваясь на послевоенный период. Исходным материалом статьи является дипломная работа автора «Игры и забавы городских детей в 1940–50 гг (на примере города Тарту)», выполненная на кафедре этнологии Тартуского Университета. Тема рассматривается с культурно-экологического аспекта, подчеркивающего двусторонние (реципроктные) отношения между игрой и средой. Вместе с тем используются некоторые исследования психологов и этнологов о памяти, а также труды по изучению автобиографических воспоминаний о детстве.
Основным источником являются сделанные посредством вопросников 9 полуструктурных тематических интервью, проведенные автором в июле 2001-феврале 2002 гг. Из информантов, родившихся в 1935–1950 гг., было семь женщин и двое мужчин. Число расспрашиваемых ограничено, поэтому для крупных обобщений требуется проведение дополнительных полевых исследований.
Важными источниками явились биографии, хранящиеся в Эстонском литературном музее, периодическая печать того времени, педагогическая и научная литература и справочники по играм.
Игра в эстонской этнологии являлась как бы периферийной областью, больше внимания уделялось играм и игрушкам эстонских крестьянских детей 19 – нач. 20 в.в., игра в городском контексте изучена очень мало.
Разработка темы начинается с описания игр данного периода в общем контексте и завершается анализом детских игровых групп в конце статьи.
Общие факторы, определяющие игру
Как физическая, так и социальная среда обусловливают возможности и выборы игры, и наоборот, через детскую игровую деятельность человек сталкивается со своим ближайшим окружением, поэтому в статье делается также краткий обзор жизненно-бытовой среды тартуских детей второй половины 1940-х – конца 1950 гг.
Подобно многим европейским городам, в годы Второй мировой войны сильно пострадал и город Тарту. Свои довоенные размеры достиг он только в первой половине 1950-х г.г. В 1959 году численность городского населения составляла более 74 000 человек (Pullat 1980: 250–252). Если в начале войны размеры дома (жилья) зависели от социального статуса семьи, то в послевоенное время жилищная проблема вообще стала очень острой.
Говоря об игре, не стоит забывать, что она является лишь частью жизни ребенка. Из интервью выясняется, что в данный период трудовые обязанности, поручаемые детям (работа по дому, например, вынесение помойного ведра, принесение дров из сарая, в некоторых местах и принесение воды из колодца, ухаживание за грядками, стояние в очереди за сахаром), не ограничивали возможности для игровой деятельности.
Официальная идеология 1940–1950-х г.г. и экономическое положение семьи поддерживали (или даже требовали) привлечение женщины к труду, для чего создавались дошкольные предприятия, куда работающие мамы могли доверить своих детей. Однако влияние государственных предприятий на детскую игру в это время оставалось все-таки незначительным, ибо из-за малочисленности детских садов и по другим причинам большинство детей детские сады не посещало. В данном исследовании только у двоих информаторов имелся годовой опыт посещения детского сада. В имеющихся интервью игра существенно не связывается со школой или другими занимающимимся детьми институтами – в основном говорится об игре в неформальной среде.
При исследовании биографий выясняется, что война и связанные с ней перемены проникали в городскую жизнь весьма глубоко и резко. «Для горожан детство означало постоянные перемещения с одного места на другое, нехватку помещений, продуктов питания, смену школ и т.п.» (Mulla 2003: 99).
Хотя источником данного исследования являются не биографии, а тематические интервью, можно утверждать, что даже те информанты, которые по-какой-то причине должны были порвать связи со своей средой, считали собственное детство счастливым, и, говоря об игре, высказывали, главным образом, радостные нотки.
Этнологами подмечено, что важное место в системе ценностей для тартусцев и вообще жителей Эстонии занимают безопасность, природа и образ жизни, близкий к природе (Kannike 2002: 79-117, Kõresaar 2003: 74-80. Mulla 2003: 94-102). Из интервью выясняется, что Тарту считался безопасным городом, и, быть может, детские воспоминания в этой части порой ностальгические. Родители считали опасными развалины и другие места, представляющие угрозу для здоровья (руины, водоемы и т.п)
В воспоминаниях тартусцев иногда отмечается и тоска «по настоящей» природе, хотя, в то же время, контакт с природной средой вполне существовал и в городе. У большинства детей имелся также сравнительный опыт городских и сельских игр – часто лето проводилось в деревне у родственников. По воспоминаниям, связь с природой в городе была, однако, не такой непосредственной, как в деревне, где детские игры были прямее связаны с местностью и природными объектами (животные из деревянных палочек, хозяйственные постройки и др.)
Как с позиции ребенка, так и с точки зрения взрослого, городская территория состояла из концентрических пространств, где центром являлись квартира (дом) и двор как более безопасное и знакомое место, затем родная улица и квартал и, наконец, остающаяся за пределами этой территории чужая территория, на которую одни не ходили. Понятно, что при взрослении ребенка все более расширялась и та территория, где ребенок мог самостоятельно действовать. Из материалов данного исследования видно, что если была хотя бы небольшая возможность, то играли во дворе. Свое влияние на игры вне дома оказала существующая система ценностей и тесные жилищные условия.
В имеющихся интервью больше говорится об игре в группах из детей своего дома или двора. Возраст детей в группе варьировал от 2–3 до 4 лет, состав же группы – 7–13 детей. Однако не всегда и не все играли вместе, общими были игры в мяч по определенным правилам. Оформившиеся группы предоставляли собой возможность к приобретению самостоятельного опыта социальных егалитарно-иерархических и близких дружеских отношений. Играя вместе, дети создавали иногда и «свои» территории, которые могли быть скрыты взрослых, и которые, вероятно, укрепляли чувство «нашего» в группе.
С приходом советской власти увеличилось в Тарту и количество людей, говорящих на русском языке; в воспоминаниях о детских играх выражается это по-разному. Четыре информанта об этом ничего не сообщают, и можно предполагать, что такие контакты или отсутствовали, или они не были связаны с важными воспоминаниями. В общем держались от чужих русских детей подальше, хотя играли вместе с русскими детьми, живущими по-соседству. Из воспоминаний высвечивается, что детей другой национальности совсем за своего все-таки не принимали, он оставался «другим», чужим.
Основные обобщения об играх эстонских городских детей в 1940-1950-х гг, сделанные по собранным материалам, можно подогнать в общий контекст послевоенного урбанизованного Запада, для которого также характертерны самостоятельная игровая деятельность детей своими группами окрестностностях дома.
Детская игровая деятельность рассматривается статье лишь в конкретном городском контексте в конкретный исторический период, тема достойна подробнейшего исследования и в будущем, ибо игра занимает важную роль в освоении и создании культуры.